Неточные совпадения
— Улика:
женщина, которая была наряжена наместо
умершей, схвачена. Я ее хочу расспросить нарочно при вас. — Князь позвонил и дал приказ позвать ту
женщину.
— Меня эти вопросы не задевают, я смотрю с иной стороны и вижу: природа — бессмысленная, злая свинья! Недавно я препарировал труп
женщины,
умершей от родов, — голубчик мой, если б ты видел, как она изорвана, искалечена! Подумай: рыба мечет икру, курица сносит яйцо безболезненно, а
женщина родит в дьявольских муках. За что?
— Учите сеять разумное, доброе и делаете войну, — кричал с лестницы молодой голос, и откуда-то из глубины дома через головы людей на лестнице изливалось тягучее скорбное пение, напоминая вой деревенских
женщин над
умершим.
Но мать, сестра, Татьяна Павловна и все семейство покойного Андроникова (одного месяца три перед тем
умершего начальника отделения и с тем вместе заправлявшего делами Версилова), состоявшее из бесчисленных
женщин, благоговели перед ним, как перед фетишем.
О новобрачной паре говорят разно. Женни утомлена и задумчива. Мужчины находят ее красавицей,
женщины говорят, что она тонирует. Из дам ласковее всех к ней madame Зарницына, и Женни это чувствует, но она действительно чересчур рассеянна; ей припоминается и Лиза, и лицо, отсутствие которого здесь в настоящую минуту очень заметно. Женни думает об
умершей матери.
Женщина,
умершая от водянки, целой горой возвышалась из своего дощатого ложа, выпирая крышку.
«Бегущая по волнам» была выстроена ее отцом для матери Биче, впечатлительной, прихотливой
женщины,
умершей лет восемь назад.
Страх родился среди них, сковал им крепкие руки, ужас родили
женщины плачем над трупами
умерших от смрада и над судьбой скованных страхом живых, — и трусливые слова стали слышны в лесу, сначала робкие и тихие, а потом всё громче и громче…
Дай бог, повторяю я, преданнейший слуга и брат твой, усердно моля за тебя
умершего на кресте спасителя, чтобы все великие и святые обязанности
женщины стали для тебя ясны, как ясно это солнце, освещающее дорогой для всех нас день твоего совершеннолетия (солнце ярко и весело смотрело в окна через невысокие деревья палисадника).
Но что же! он ее увидел 6 лет спустя… увы! она сделалась дюжей толстой бабою, он видел, как она колотила слюнявых ребят, мела избу, бранила пьяного мужа самыми отвратительными речами… очарование разлетелось как дым; настоящее отравило прелесть минувшего, с этих пор он не мог вообразить Анюту, иначе как рядом с этой отвратительной
женщиной, он должен был изгладить из своей памяти как
умершую эту живую, черноглазую, чернобровую девочку… и принес эту жертву своему самолюбию, почти безо всякого сожаления.
Со мной вместе живет мать моя, еврейка, дочь
умершего живописца, вывезенного из-за границы, болезненная
женщина с необыкновенно красивым, как воск бледным лицом и такими грустными глазами, что, бывало, как только она долго посмотрит на меня, я, и не глядя на нее, непременно почувствую этот печальный, печальный взор, и заплачу, и брошусь ее обнимать.
Пользуясь невозможностью бедняков лечиться на собственные средства, наша школа обращает больных в манекены для упражнений, топчет без пощады стыдливость
женщины, увеличивает и без того немалое горе матери, подвергая жестокому «поруганию» ее
умершего ребенка, но не делать этого школа не может; по доброй воле мало кто из больных согласился бы служить науке.
Эта
женщина пришла к нему за помощью и именно благодаря его помощи лежала теперь перед нами; интересно, знают ли это близкие
умершей, объяснил ли им оператор причину ее смерти?
Трех
женщин Малого театра, кроме Е.Васильевой (Она была тогда еще девица Лаврова и выступала в Софье в «Горе от ума»), помню я из этой поездки: старуху Сабурову, Кавалерову и только недавно
умершую П.И.Орлову.
Однажды он вскрывал труп
женщины,
умершей после операции в гинекологической клинике профессора Кюстнера.
Коромыслов. Я не знаю, какою вы были раньше, Екатерина Ивановна, я плохо знаю вас, как плохо знаю всех
женщин, которые не мои любовницы, но теперь — вы ужасны! И я ошибся: вы не вакханка. Вы что-то мертвое,
умершее, и вы развратничаете или начинаете развратничать во сне!
Добрая
женщина, горько оплакивавшая свою первую питомицу Аленушку, перенесла, подобно отцу, всю свою горячую, почти материнскую любовь к
умершей матери на полуосиротевшую дочь. Она берегла ее пуще глазу и, казалось, жила и дышала только ею.
Это
женщины, поцелуй которых — медленный, но смертельный яд, а объятия полны сладострастия могильного холода. В обладании этими живыми нравственными трупами заключается высшая прелесть и незаменимое наслаждение для нравственно
умерших людей.
И это слово, брошенное в середину расфранченных чистых
женщин, сытых и довольных мужчин, прозвучало, как похоронный колокол, как грозный упрек
умершего всем живым. Но ничья не опустилась голова, ничьи не потупились глаза. Еще более жадным любопытством засветились они — подсудимая так хорошо ведет свою роль.
К сказанному, может статься, нелишним будет прибавить, что все пять в одно время скоропостижно
умерших были
женщины бедные и из низшего класса, так что, кажется, трудно даже придумать, кому было выгодно озабочивать себя приспешением всем им коллективной кончины.